Остров на краю света - Страница 12

При виде меня она встала, глядя сочувственно.

— Его нет, — сказала я, садясь рядом с ней. — Он не приходил домой.

— И не придет. Сейчас-то, — ответила Капуцина.

Люди глядели на меня; я уловила любопытство и еще холодность, от которой я почувствовала себя неуклюжей и чужой. Капуцина закурила сигарету и, выдыхая дым через ноздри, заговорила деловито, хоть и сочувственно:

— Ты всегда была упрямая. Как попроще — тебе не годится, да? Вечно кидаешься напролом. — Она устало улыбнулась. — Мадо, не дыши отцу в затылок. Дай ему шанс.

— Шанс? — Это подошел Аристид Бастонне, с Дезире под руку. — После сегодняшнего вечера, после того, что случилось на мысу, какой у нас может быть шанс?

Я подняла глаза. Старик стоял позади нас, тяжело опираясь на палку, глаза словно кремни. Рядом, чуть в стороне, — юноша в очках, волосы упали на глаза, вид смущенный. Теперь я его узнала — Ксавье, внук Аристида; в давние времена он был одиночка, книги предпочитал играм. Мы с ним почти не разговаривали, хотя нас разделяло лишь несколько лет.

Аристид все еще сверлил меня взглядом.

— Ты зачем вернулась, а? — вопросил он. — Тут больше ничего нет.

— Не отвечай, — сказала Капуцина. — Он пьян.

Аристид словно бы не услышал.

— Вы, молодые, все одинаковые! — сказал он. — Вы только тогда возвращаетесь, когда вам чего-нибудь надо!

— Дедушка, — запротестовал Ксавье, кладя руку старику на плечо.

Но Аристид стряхнул ее. Хотя старик был на голову ниже, в гневе он словно стал великаном, глаза горели, как у пророка.

Его жена, стоявшая рядом, беспокойно посмотрела на меня.

— Не сердись, — тихо сказала она. — Святая Марина… наш сын…

— Закрой рот! — рявкнул Аристид и так стремительно повернулся, опираясь на палку, что мог бы упасть, если б не стоявшая рядом Дезире. — Думаешь, ей на это не плевать?

Он вышел, не оборачиваясь, с усилием волоча деревянную ногу по бетонному полу, домочадцы потянулись за ним. Их проводили молчанием.

Капуцина пожала плечами.

— Не обращай на него внимания. Он просто перебрал колдуновки.

— Я не понимаю.

— Нечего тут и понимать, — сказал Матиа Геноле. — Это ж Бастонне. Каменный лоб.

Его слова меня не очень подбодрили; Геноле и Бастонне ненавидели друг друга на протяжении многих поколений.

— Бедный Аристид. Обязательно против него кто-нибудь строит козни. — Я повернулась и увидела, что на барную табуретку рядом со мной взгромоздилась маленькая старушка в черных вдовьих одеждах. Туанетта Просаж, мать Оме, старейшая обитательница деревни. — Если верить Аристиду, кто-то вечно старается его куда-нибудь упрятать, прибрать к рукам его сбережения — э! — Она расхохоталась, словно ворона каркнула. — Все ведь знают, он столько потратил на свой дом — святая Марина! Даже если его сын теперь вернется, ему ничего не достанется — только старая лодка да затопленная полоска земли, на которую и Бриман не польстился!

Я ощупывала письмо, которое так и лежало в кармане.

— Бриман?

— Разумеется, — сказала Туанетта. — Кто еще может себе позволить что-то делать в этих местах?

Согласно Туанетте, у Бримана были планы на Ле Салан. Планы эти были столь же зловещи, сколь и неопределенны. Я узнала традиционную неприязнь саланцев к преуспевающему уссинцу.

— Ему ничего не стоит сделать в Ле Салане все, что надо, для него это тьфу! — сказала старуха, сопроводив слова выразительным жестом. — У него есть и деньги, и машины. Осушить болота, поставить волноломы на Ла Гулю — за полгода справился бы. И никаких больше паводков. Э! Конечно, все это не за бесплатно, даже не думай. Он не благотворительностью себе капитал сколотил.

— Может, имеет смысл узнать, чего он хочет взамен.

Матиа Геноле кисло посмотрел на меня.

— Что? Продаться уссинцу?

— Не кидайся на девочку, — сказала Капуцина. — Она хочет как лучше.

— Да, но если он может прекратить паводки…

Матиа решительно покачал головой.

— Морю не прикажешь, — сказал он. — Оно делает что хочет. Если святой угодно нас утопить, то так оно и будет.

Я узнала, что деревню постигла череда плохих лет. Несмотря на покровительство святой Марины, приливы с каждой зимой поднимались все выше. В этом году затопило даже Океанскую улицу, впервые после войны. Лето тоже выдалось неспокойным. Ручеек вздулся и залил всю деревню соленой водой на три фута — эти повреждения еще не везде успели починить.

— Если и дальше так будет, мы кончим как старая деревня, — сказал Матиа. — Там все утонуло, даже церковь.

Он набил трубку и утрамбовал табак грязным большим пальцем.

— Только подумать. Церковь. Если святая не поможет, то кто?

— Ну, то был Черный год, — заявила Туанетта Просаж. — Тысяча девятьсот восьмой. В тот год умерла от инфлюэнцы моя сестра Мари-Лора, а я родилась.

Она пронзила воздух кривым пальцем.

— Вот она я, дитя Черного года; никто не думал, что я выживу. А я выжила! Так что если мы хотим пережить и этот год, нечего цапаться между собой, как бакланы.

Она строго посмотрела на Матиа.

— Легко сказать, Туанетта, но раз святая больше за нас не стоит…

— Я не про то говорю, Матиа Геноле, и ты это прекрасно знаешь.

Матиа пожал плечами:

— Не я первый начал. Если Аристид Бастонне хоть один раз признает, что был не прав…

Туанетта сердито повернулась ко мне.

— Видишь, что делается? Взрослые мужчины — старики — ведут себя как дети. Неудивительно, что святая гневается.

Матиа ощетинился.