Остров на краю света - Страница 24

На полпути к «Иммортелям» я встретила Флинна. Я не ждала никого увидеть — тропа, идущая вдоль берега, была узка, и пользовались ею нечасто, — но он, кажется, совсем не удивился, увидев меня. Сегодня утром он вел себя как-то по-другому — бодрая беспечность сменилась сдержанной нейтральностью, огонек в глазах почти погас. Не из-за «Элеоноры» ли, подумала я, и сердце у меня сжалось.

— Что, про святую никаких новостей? — Даже я слышала, как фальшив мой жизнерадостный голос.

— Вы идете в Ла Уссиньер.

Это прозвучало не как вопрос, хотя я видела, что он ожидает ответа.

— Повидаться с Бриманом, — продолжал он тем же невыразительным тоном.

— Кажется, всем очень интересно, куда я хожу.

— И неудивительно.

— Что вы хотите сказать? — Я услышала резкость в собственном голосе.

— Ничего.

Он, кажется, собирался пойти своей дорогой — сделал шаг в сторону, чтобы пропустить меня, глаза уже устремлены куда-то еще. Внезапно мне показалось, что ни в коем случае нельзя дать ему уйти. Хотя бы он должен меня понять.

— Я вас очень прошу. Вы его друг, — начала я.

Я знала, он поймет, про кого я говорю.

Он на мгновение застыл.

— Ну и что?

— Может, вы с ним поговорите. Попробуете его убедить.

— Что? — переспросил он. — Убедить его переехать?

— Ему нужен особый уход. Надо, чтобы он это понял. Кто-то должен взять ответственность на себя.

Я подумала про дом, битое стекло, растерзанные книги.

— Он может причинить себе вред, — сказала я наконец.

Флинн поглядел на меня, и я поразилась жесткости его взгляда.

— Звучит правдоподобно, — тихо сказал он. — Но мы-то с вами знаем правду, верно?

Он улыбнулся, совсем не дружелюбно.

— Речь идет о вас. Все разговоры про ответственность — в конечном итоге они сводятся именно к этому. Как для вас будет удобнее.

Я хотела сказать ему, что всё совсем не так. Но слова, казавшиеся такими естественными в устах Бримана, звучали фальшиво и беспомощно, когда исходили от меня. Я видела, что Флинн в самом деле так думает, — думает, что я делаю все это для себя, для собственной безопасности, а может, даже в какой-то степени хочу отомстить Жану Большому за все годы молчания… Я хотела сказать ему, что это не так. Я была уверена, что это не так.

Но Флинн уже потерял ко мне интерес. Пожал плечами, кивнул и удалился по тропе быстро и бесшумно, как браконьер, а я стояла, уставившись ему вслед, и в душе у меня росли гнев и растерянность. Какого черта, да кто он такой вообще? Какое право имеет меня судить?

По прибытии в «Иммортели» мой гнев, вместо того чтобы утихнуть, разгорелся еще сильнее. У меня больше недоставало уверенности на разговор с Бриманом — помимо всего прочего, я боялась, что от первого же доброго слова плотину прорвет слезами, копившимися со дня моего приезда. Так что я вместо этого болталась у причала, наслаждаясь тихим плеском воды и яхточками, летавшими поперек залива Для отдыхающих было еще рано; лишь немногие лежали на верхнем краю пляжа, под эспланадой, где рядком сидели на белом песке свежевыкрашенные пляжные беседки.

Я заметила, что через улицу с седла броского японского мотоцикла за мной наблюдает молодой человек. Длинные волосы свисают на глаза, пальцы лениво держат сигарету, джинсы в обтяжку, кожаная куртка, мотоциклетные ботинки… Я его узнала лишь через несколько секунд. Жоэль Лакруа, красивый и балованный сын единственного на острове полицейского. Молодой человек оставил мотоцикл у тротуара и перешел через дорогу ко мне.

— Вы нездешняя, да? — спросил он, затягиваясь сигаретой.

Ясно, он меня не помнит. И ничего удивительного. Последний раз я с ним говорила еще в школе, а он был на пару лет старше меня.

Он оценивающе разглядывал меня и ухмылялся.

— Хотите, я вам покажу окрестности? — предложил он. — Посмотрим виды, ну, какие есть. У нас тут насчет видов небогато.

— Спасибо, в другой раз.

Жоэль щелчком отшвырнул сигарету через дорогу.

— Где вы остановились, а? В «Иммортелях»? Или у вас тут родственники?

Почему-то — может, из-за этого оценивающего взгляда — мне не хотелось говорить ему, кто я. Я кивнула:

— Я в Ле Салане.

— Любите простую жизнь, а? На западе, среди коз и солончаков? А знаете, каждый второй саланец — шестипалый. «Тесные семейные связи».

Он закатил глаза, потом взглянул на меня пристальнее, с запоздалым узнаванием.

— Да я тебя знаю, — сказал он наконец. — Ты Прато. Моника?.. Мари?..

— Мадо, — сказала я.

— Я слыхал, что ты вернулась. Я тебя не узнал.

— И неудивительно.

Жоэль неловко откинул волосы назад.

— Так значит, ты вернулась в Ле Салан? Ну что ж, всяко бывает.

Мое равнодушие охладило его интерес. Он опять закурил — от серебряной зажигалки «харлей-дэвидсон» размером почти с пачку «житан».

— Мне-то подавай город. В один прекрасный день сяду на мотоцикл, и поминай как звали, э. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Уж я-то не собираюсь околачиваться в Колдуне до конца жизни.

Он сунул зажигалку в карман и прошествовал обратно через улицу, к ждущей его «хонде», а я опять осталась одна перед пляжными беседками.

Я сняла туфли, песок под пальцами был уже теплый. Я опять почувствовала, какой толстый этот слой песка. В одном месте еще оставались со вчерашнего вечера следы тягача; я вспомнила, как колеса пробуксовывали в песке, пока мы напрягали силы, толкая покалеченную «Элеонору» к дороге; как тягач подавался под нашим объединенным весом; и запах дикого чеснока на дюнах…