Облаком опустилась тишина.
— Ну так что? — Я постаралась, чтобы мой голос звучал безо всякого выражения. — Когда это случится? Как скоро ваши люди демонтируют Ле Бушу?
Он растерялся.
— Кто тебе сказал, что это должно случиться?
Я пожала плечами.
— Это же совершенно очевидно. Все должны Бриману деньги. Все рассчитывают на хорошую прибыль от летнего сезона. Будет куча денег, и они расплатятся с долгами. Но если не будет рифа, людям придется продать землю задешево, чтобы расплатиться; еще год, и тут все будет принадлежать Бриману. Тогда ему останется только подождать, чтобы приливы опять разнесли эту часть острова, и приступить к постройке паромного порта. Я верно угадала?
— Достаточно верно, — признал он.
— Сволочь, — сказала я. — Это ты придумал или он?
— Я. Точнее, ты. — Он пожал плечами. — Если можно украсть пляж, то почему не деревню? Почему бы не целый остров? Бриман и так уже владеет чуть не половиной острова. И, можно сказать, управляет второй половиной. Он уже произвел меня в компаньоны. А теперь…
Он увидел мое лицо и осекся.
— Мадо, не надо на меня так смотреть, — сказал он. — Все не так плохо, как ты думаешь. Для любого, кто хочет сделать выбор, есть выбор.
— Какой?
Флинн повернулся ко мне, сверкая глазами.
— Ах, Мадо, ну неужели ты в самом деле думаешь, что мы такие изверги? — сказал он. — Ему нужны рабочие. Подумай, что значит для острова паромный порт. Работа. Деньги. Жизнь. У всех саланцев будет работа. Лучше, чем все, что у них было до сих пор.
— Не за так, я полагаю.
Мы оба знали, каковы будут условия Бримана.
— Ну и что? — Кажется, голос его наконец зазвучал так, словно он оправдывается. — Что в этом плохого? Все будут при деле — хорошие деньги, оживление в торговле. Сейчас тут сплошной раздрай, каждый тянет в свою сторону. Земля пропадает без дела, потому что некому финансировать, некому возглавить предприятие. Бриман мог бы все изменить. И вам это прекрасно известно; только гордость и упрямство не дают вам это признать.
Я уставилась на него. Просто не могла ничего поделать: он будто и вправду верил в то, что говорил. На миг он меня почти убедил. Так заманчиво — порядок из хаоса. Дешевый прием, мимолетное обаяние — словно краткий блик солнца на воде, что цепляет глаз, лишь на долю секунды, но достаточно, чтобы проглядеть скалы прямо по носу, и это иногда оказывается смертельно.
— А как же старики? — Я заметила брешь в его рассуждениях. — Те, кто не сможет внести свой вклад или не захочет?
Он пожал плечами:
— Есть же еще «Иммортели».
— Они саланцы. Они на это никогда не пойдут. Я знаю, что не пойдут.
— Думаешь, у них будет выбор? — Флинн увидел мое лицо и улыбнулся. — Скоро мы это так или иначе узнаем. Сегодня собрание, в баре у Анжело.
— Да, чем быстрее, тем лучше, пока береговая инспекция все еще здесь.
Он посмотрел на меня с восхищением:
— А, ты, значит, видела судно.
— Без него ты бы вряд ли осмелился демонтировать Бушу, — презрительно сказала я. — Но, как ты мне сам когда-то объяснял, это незаконное сооружение. Оно построено без плана. Оно принесло вред. Только словечко шепнуть кому надо, а потом сидеть и смотреть, как бюрократы сами за вас все сделают.
Я не могла не признать, что это элегантное решение. Саланцы боятся чиновников, власть внушает им священный трепет. Скрепка для бумаг победит там, где динамит был бы бессилен.
— Мы не собирались ничего делать так рано, но потом нам все равно понадобился бы предлог, чтоб их вызвать, — сказал Флинн. — Нашествие медуз было достаточно подходящим предлогом. Жаль только, что жертвой оказался я.
Он поморщился и показал перевязанную руку.
— Ты будешь на сегодняшнем собрании? — спросила я, игнорируя его слова.
Флинн улыбнулся.
— Вряд ли. Я, может быть, вернусь на материк: буду оттуда управлять своей частью бизнеса. Боюсь, саланцы мне будут не особенно рады, когда Бриман расскажет им, кто я.
Мгновение я была совершенно уверена, что он позовет меня уехать вместе с ним. Сердце трепыхалось, как умирающая рыба, но Флинн уже отвернулся. Я ощутила смутное облегчение, что он меня не позвал; по крайней мере, четко дал понять, что все кончено, и перестал притворяться.
Молчание легло между нами океаном. Далеко за отмелями шипели волны. Удивительное дело, я почти ничего не чувствовала; я была пуста, как высохший полый кусок пла́вника, легка, словно пена. Облачная дымка опоясала солнце блестящей лентой. Щурясь в обманчивом свете, я, кажется, увидела лодку, далеко на Ла Жете; я подумала про «Элеонору-2» и пригляделась внимательнее, но на том месте уже ничего не было.
— Все будет хорошо, честное слово, — сказал Флинн. Его голос словно встряхнул меня и рывком вернул в самое себя. — Для тебя всегда найдется работа. Бриман поговаривает о том, чтобы открыть для тебя художественный салон в Ла Уссиньере, а может, и на материке. Я прослежу, чтобы он нашел тебе хороший дом. Тебе там будет лучше, чем когда-либо было в Ле Салане.
— Тебе-то что за печаль? — бросила я ему в лицо. — Ты, кажется, и без того хорошо устроился!
Он поглядел на меня, и лицо его замкнулось.
— Да, — сказал он наконец жестким, бодрым голосом. — Я в порядке.
На собрание я опоздала. К девяти уже все кончилось, если не считать крика, впрочем, его и до этого хватало. Голоса на повышенных тонах, топанье ногами и грохот по столам было слышно еще с Атлантической улицы. Заглянув в окно, я увидела Бримана — он стоял у бара с рюмкой колдуновки в руках и выражением лица снисходительного учителя в расшумевшемся классе.